Чуткий руководитель всегда знает, когда его сотрудникам нужна поддержка. Особенно если привычную жизнь коллектива нарушают внешние непреодолимые обстоятельства, которые радикально меняют нормальный уклад. Так COVID-19 временно, но резко превратил Симферопольский клинический родильный дом №2 в инфекционный госпиталь. О том, как медики справляются с новыми задачами, как врачам сохранить эмпатию и можно ли измерить нагрузку на сотрудников в литрах кислорода, Крыминформу рассказал главный врач роддома Илья Глазков.
Не в первый раз вверенное вам медучреждение становится ковидным госпиталем. Сейчас нагрузка выше или ниже, чем в прошлом году?
В прошлом году мы вышли из пика заболеваемости, по-моему, в марте, а зашли в новый – в конце июня. Но если сравнивать нагрузку, то лучше уточнить, что в прошлом году была «дельта», в этом – «омикрон».
И если говорить о штамме «дельта», когда у нас было 140 коек и на них лежали 140 пациентов – было тяжело. Чтобы было понятно… Все знают, что некоторым заболевшим COVID-19 нужен кислород. Так вот, показателем является расход кислорода в одну минуту. Если мы возьмем 100 человек, которые у нас лежат сейчас, и 100 человек, которые лежали условно в октябре или в январе прошлого года, то тогда кислорода уходило 200-300 литров в минуту! А сейчас у нас расход кислорода до 100 литров на 100 человек. Получается, что тяжелых пациентов в 2-3 раза меньше.
А какая сейчас постоянная загруженность больницы?
Сейчас 110 коек. Во второй половине ноября – декабре прошлого года и первой половине января этого года загруженность у нас была в среднем 30-40% коек. То есть невысокая. А раньше средняя загруженность была 90%, а в пик заболеваемости, и выше 100%. То есть мы приставляли дополнительные койки, потому что требовала эпидситуация.
Если говорить языком главного врача, который думает, как выжить больнице, то чем больше пациентов, тем больше поступления денег. Потому что мы получаем зарплату по ОМС – зарабатываем эти деньги. И вот у вас была 100% заполняемость коек, а потом стало 30%. А количество сотрудников не уменьшилось. Можно сделать выводы, что финансовая составляющая у нас проблемная. Особенно в январе. Но я не вижу здесь виноватых – так сложилось, была такая обстановка.
Однако на сегодняшний день благодаря продуманной политике и в системе ОМС, и в министерстве (здравоохранения), и на местах, мы запаслись медикаментами, несмотря на серьёзную финансовую брешь. Мы заведомо понимали, что всё может быть, поэтому запаслись медикаментами, расходными материалами, средствами индивидуальной защиты. И в этом плане я как руководитель сплю спокойно.
Как вам всё-таки удаётся сохранять этот странный соседский баланс между родильным домом и ковидным госпиталем?
Никак. Вообще мы родильный дом, но сейчас, если правильно называть, – это инфекционный госпиталь, в котором развёрнуто 20 коек для оказания помощи по профилю акушерство и гинекология. А остальные 90 коек занимают другие пациенты.
А рожениц куда везут?
Если пациентка не тяжелая и в плане акушерской патологии, и ковида, она остаётся у нас. Таких сейчас больше 90%. Но есть серьезные случаи, когда требуется оказание помощи на более высоком – третьем уровне. Например, женщина с COVID-19 рожает на сроке 25 недель. Мы такого ребёнка не выходим. Поэтому она отправляется на третий уровень – в перинатальный центр. Там есть боксированные отделения, где оказывается помощь.
А бывают случаи, когда по акушерству всё нормально, но пациентка тяжелая – требуется вентиляция лёгких. А если на аппарат, то надо родоразрешать. Значит, опять она попадает в перинатальный центр. Но сейчас, к радости, таких случаев поменьше, в прошлом году было много.
Тем не менее мы видим тенденцию к стремительному росту заболеваемости. Каковы ваши прогнозы, как долго продлится очередная волна?
Какой у меня может быть прогноз? Тем более, я не являюсь эпидемиологом. Но если исходить из опыта жизни до коронавируса и после пика коронавируса, думаю, спад будет не раньше апреля-мая, судя по тому, как растёт заболеваемость. Чем хорош «омикрон» – он не настолько тяжел, но чем плох – он очень быстро распространяется.
Как вашим докторам и медперсоналу работается в «красной зоне» и вообще, в новой реальности пандемии?
У нас работают неонатологи и акушеры – гинекологи в «красной зоне». Мы сейчас стали многопрофильными. Конечно, у людей идёт выгорание, многие хотят вернуться обратно в любимую профессию. Мы даже пригласили психолога, которая работала с персоналом, потому что я видел, что уже к ноябрю наступило критическое состояние, что народу очень тяжело работать. Сам чувствовал, что уже появляется какое-то внутреннее отторжение пациентов. И понял, что надо с этим разбираться, потому что врач без эмпатии к пациенту – это, наверное, не врач.
Нет у вас такого, что врачи отказываются идти в «красную зону»?
Нет, конечно. О чем вы говорите?! Это, может, и было в 2020 году, когда было страшно, непонятно. А сейчас уже все привыкли.
Я вспоминаю, когда мы только начинали оперировать беременных с ВИЧ-инфекцией. Я тогда во всех операциях участвовал. Первую операцию делал Валентин Иванович Лепихов, областной акушер-гинеколог. Два ассистента должно быть на операции. Один ассистент не пришел на операцию от страха. И с 1998 года дня нас ВИЧ стал нестрашным.
Так и здесь. Кто уже прошел горнила 2020 года, тот заходить в «красную зону» с ковидными больными уже не боится.
Сейчас, я считаю, в ковидных госпиталях две вещи важны. Во-первых, не снижать уровень внимательности, уровень противоэпидемиологических индивидуальных мероприятий. То есть надевать, как положено, костюм, соблюдать все правила, снимать костюм правильно. Чтобы не было расслабленности. Фундаментально важно соблюдать правила и в красной, и в чистой зоне.
И еще один момент – сохранить эмпатию к пациенту. В условиях пандемии это очень важно.